Где Растет Фиалка

При всем уважении к Норе Галь и Корнею Чуковскому, произведения которых о переводе и русском языке до сих пор одни из самых популярных среди лингвистов (и меня в том числе), есть в их книгах такие места, где от злости страницы брызжут слюной. Это страницы о буквалистах — последователях школы (как утверждается в этих книгах) буквального перевода. Читать их неприятно. Сначала я подумала, что такое впечатление сложилось только у меня, но нет: поисками истины и ответов на вопрос, кто же был прав — кашкнцы (Иван Кашкн и его ученики, а скорее -цы) или буквалисты в лице Георгия Шенгели и Евгения Ланна, занимаются и более светлые умы, чем мой. Например, Андрей Азов в своей книге под названием «Поверженные буквалисты».

Перечислю вкратце основные мысли. Во-первых (и это очень занятно), Азов проанализировал, как со временем меняется отношение к переводу: когда перевод «отчуждающий», т. е. тот, который старается сохранить форму и особенности иностранного языка и заставляет читателя (увы, не каждого) погрузиться в мир автора, сменяется переводом «одомашнивающим», в котором автора преподносят читателю на том самом блюдечке, и получил следующее:

Из чего мы видим, что смены эти происходили не раз и, смею предположить, являются абсолютно нормальными. Более того, многое из того, что мы сейчас считаем нашим, было когда-то заимствовано, ведь язык — живой организм, он растет и развивается, берет то, что ему нужно, и отбрасывает лишнее со временем. Мы вот, видимо, сейчас как раз и вошли в пору одомашнивания. Соглашусь.

Во-вторых, в отличие от кашкинцев, у буквалистов школы как таковой не было: были переводчики, взгляды которых на перевод и переводную литературу сходились, но не более того. Основные протагонисты — Ланн и Шенгели — вообще занимались разными вещами. Ланн переводил прозу, а Шенгели — поэзию.